Места боев имеют особую ауру, от которой не по себе. Поэтому не случайно,что и у «черных», и у «красных» следопытов культовый фильм – «Сталкер» Тарковского, а любимая книга – «Пикник на обочине». Говорят, копали выросшие в послевоенном Ленинграде братья Стругацкие. И еще как копали! Кстати, у следопытов даже жаргон заимствован из их легендарных произведений: найденные в лесу вещи зовутся «хабаром», а места раскопок – «зоной».
Бродишь по такой зоне, и кажется, что все время кто-то смотрит тебе в спину. А фоновый звук в наушниках металлоискателя вдруг трансформируется в мужской хор.
Мне почему-то все время слышится, как поют «Варяга». Или, наоборот, чудится, что тебя все время кто-то окликает по имени.
Есть места, где испытываешь необъяснимый, парализующий ужас, совсем как в плохих снах.
Однажды, путешествуя по самым глухим местам, где проходил Волховский фронт, среди сплошных болот, поросших гнилой осиной, я наткнулся на сухую уютную полянку. Поставил палатку. К вечеру, когда меня охватило совсем уж благостное умиротворение от тишины и покоя, метрах в 300, в урочище Гряды, застучал топор, а потом стали перекликаться дети. Я даже на слух установил их возраст – годика 2 – 3, не больше. До ближайшей дороги с твердым покрытием было километров 15 по болотам в одну сторону и километров 100 – в другую. Реальные дети не дошли бы сюда и не стали бы кричать до самого восхода солнца. Они бы просто охрипли.
Ночью я лежал в палатке, в холодном поту, прижав к груди карабин «Сайга» со спущенным предохранителем, и слушал, как лепечущие голоса перемещаются в пространстве, то приближаясь, то удаляясь. Иногда эти крики повторяло эхо – мир нематериальный пересекался с реальностью.
Утром я пошел в урочище Гряды, от которого война оставила только кучи кирпича, поросшие здоровенными деревьями. Вместе со Второй ударной армией в котле погибли тысячи мирных жителей, и сколько их лежало в фундаментах рухнувших домов, можно было только догадываться. Я включил прибор, и первое, на что отреагировал мой металлоискатель, был прогнивший игрушечный эмалированный тазик, в котором лежала раздавленная целлулоидная кукла. Я закопал все это добро обратно в землю и поставил сверху крест, потому что, по моему личному мнению, во всех игрушках остаются частицы детских душ и трогательной детской любви. Я прожил возле этого урочища еще три дня, ковыряясь на немецких артпозициях, и никто меня больше не беспокоил.
Подобные аномалии сталкеры называют хрономиражами и считают их почти обязательными явлениями для таких мест. Объясняют: там, где лежат не похороненные люди, остаются их биополя. Если людей были многие тысячи, эти биополя можно уже почувствовать, услышать, а иногда даже увидеть. Географически зоны с хрономиражами разбросаны по всем фронтам той войны: остров Рыбачий под Мурманском, Невский пятачок под Ленинградом, Ржев, Рамушевский коридор под Демянском, Долина смерти под Новгородом или Мамаев курган в Волгограде. Знаю десятки трезвых и уравновешенных поисковиков, видевших и даже пытавшихся снимать атаки, которые захлебнулись в крови еще 60 лет назад. Но, как правило, фотопленка не фиксирует хрономиражи – на негативах остается только белая муть. А чтобы увидеть их глазами, нужен туман. Он превращается в экран, на который проецируются события прошлого. Иногда в тумане перед наблюдателем из отдельных фрагментов начинают складываться ясно читаемые картины. Почти всегда это силуэты солдат с характерными деталями немецкой или советской амуниции. Ветер может сносить туман, но контуры людей всегда будут двигаться в заданном направлении – от нашей передовой линии к немецким траншеям или наоборот. Так, как это было в реальности, много лет назад, во время кровавых немецких контратак под Демянском или прорыва блокады под Ленинградом.
Страшная история смертного медальона
Все, что найдено на местах боев, обладает особым норовом, повадками и памятью. Проверено многократно – эти вещи, один раз спасенные из небытия, не любят возвращаться туда, где их потеряли и снова нашли. В лесу, на отчищенном и вновь завороненном штыке сразу же выступит ржавчина, алюминиевый стаканчик от немецкой фляги обязательно упадет в костер и сгорит бесследно, как бумажный, а красноармейская звездочка, приделанная к бейсболке, просто потеряется. Забирая из леса и реставрируя находки, ты грубо вторгаешься в естественный ход событий и времени, меняешь его произвольно, а иногда берешь себе чужие грехи или страдания. Расплата за легкомыслие наступает быстро.
Друг подарил на Новый год немецкий смертный медальон на толстой серебряной цепи.
На вид ничего особенного – овальная алюминиевая пластина, разделенная на две части пунктирной просечкой. После смерти владельца медальон ломали, одну часть оставляли на трупе, другую передавали в штаб дивизии. Бывшему хозяину этой вещицы не везло просто фатально. Судя по маркировкам на медальоне, его за какую-то провинность перевели с непыльной службы по охране аэродромов люфтваффе «Flieger Horst Schutze» (Fl. H. Sch.) в запасной пехотный батальон «Infanterie Ersatz Bataillon» (Inf. ers. batl.), который в итоге весь полег у станции Погостье. Немца этого не нашли после боя – он так и остался лежать в заваленной траншее. Получив подарок, я не придумал ничего умнее, чем надеть медальон на себя. Дальше события стали разворачиваться головокружительно. За несколько дней я, нищий студент, потерял все, что у меня было. Для начала ушла жена. Через день, перегоняя чужую ржавую «копейку» со штрафстоянки, я въехал в зад новенькой «девятки». Пока разбирался с последствиями аварии, меня отчислили из института. Из дамского общежития, где я жил нелегально, меня попросили выехать в течение трех дней на улицу. Можно было смело вешаться, но не нашлось подходящего крюка. Решение пришло во сне, неосознанно: толстая цепь, на которой висел медальон, запуталась и захлестнула шею так, что на горле остался багровый рубец. Я снял с себя от греха подальше эту любопытную вещицу с «историей», и жизнь так же резко стала налаживаться. Я многим рассказывал про этот медальон. Если мне не верили, я доставал его со словами: «На, поноси немного…»
Желающих так и не нашлось. Потом я избавился от медальона, продав его за бесценок первому попавшемуся коллекционеру.
Поверья и приметы
Суеверию большинства поисковиков могут позавидовать даже летчики и моряки.
На самом деле приметы – всего лишь свод законов, по которым нужно жить, если постоянно сталкиваешься с нематериальными объектами и явлениями на местах боев.
Не нужно глумиться над останками – нет возможности вывезти или опознать погибшего, не поленись, поставь крест из двух палок и уйди прочь. Не лезь без нужды на заброшенные лесные кладбища и в санитарные захоронения: расплата догонит неминуемо, и в какой форме – неведомо.
Друзья, состоявшиеся бизнесмены, болеющие «эхом войны», вернулись из последней экспедиции бледные и потерянные. Они ездили в Макарьевскую пустынь, в монастырь, который немцы превратили в мощный укрепрайон. Наши во время наступления 1944 года накрыли немцев «эрэсами». Залп «катюш» снес до основания один из древних духовных центров Новгородчины. В окрестностях пустыни, безлюдном и заболоченном районе, следопыты искали какое-то немецкое кладбище, но не нашли и решили расковырять монастырский погост. Пока выбирали могилу для надругательства, пошел дождь. Он, кстати, начинается всегда, когда тревожат останки. Бабулька с кулечком целебных травок появилась как из-под земли. Поинтересовалась, что ищут отроки, а узнав, что отроки интересуются немцами, повела их в лес показывать то самое фронтовое кладбище. Следопыты потом говорили, что лазали с этой бабкой по бурелому очень долго, и что-то она им рассказывала, а что – никто вспомнить так и не смог. Потом резко стемнело, а бабка сгинула куда-то бесследно. Выбраться из леса до утра они так и не смогли: «GPS» не мог захватить спутники из-за низкой облачности и густых крон деревьев. Переночевали на кочках, без палаток и спальников, но просто так их Макарьевская пустынь не отпустила. Дождь, шедший сутки, размыл поля, и джип пришлось буквально выносить на руках. Когда машина выкарабкалась на шоссе, дождь кончился, будто завернули кран, и появилось солнце.

Комментарии закрыты.